На войне. В плену (сборник) - Александр Успенский

Таким образом, я в то время уже был «тайный» штаб-офицер, хотя продолжал командовать ротой.

Что касается ордена св. Георгия, то представление к этой высокой награде по команде дошло до Георгиевской Думы только в 1916 году, когда я уже был в плену.

Но продолжаю. Наконец и наш полк попал в корпусной резерв, в деревню верстах в двадцати пяти от фронта, вблизи Роминтенской пущи. В этой пуще стоял охотничий замок кайзера, и хотя официально охота была здесь воспрещена, однако некоторые из нас позволили себе это удовольствие и попробовали вкусного жаркого из дикой козы. Вообще, эти десять дней и офицеры, и солдаты хорошо отдохнули.

Командир полка даже разрешил некоторым офицерам, по очереди, на день-два съездить в Вильно к своим семьям. Сам он не позволил себе этого утешения на войне и даже считал неудобным, чтобы его супруга навестила его здесь; а как она хотела приехать сюда повидаться с мужем, словно чувствуя, что больше его уже на этом свете не увидит!

Отпуская офицеров в Вильно, он взял с нас слово, что мы приедем точно к двенадцати часам ночи на 1 января, то есть к встрече Нового года офицерской семьей здесь, в резерве.

Вильно я не узнал. Это уже не был шумный и веселый город с его ресторанами и знаменитым кафешантаном Шумана, славившимся в мирное время своими красивыми женщинами (по-теперешнему, «бар-дамами»), сногсшибательной программой увеселений и роскошным буфетом с небывало высокими ценами.

Кстати здесь вспомнить эпизод в Вильно с японским военным атташе. В самом начале войны, в августе месяце, он приехал в Вильно представиться командующему войсками округа генералу (фамилию не помню). Японца чествовали парадным обедом и после обеда, чтобы развлечь молодого японского майора, повезли… к Шуману!.. Как же был возмущен японец, узнав, куда его привезли! Как ядовито сказал по-русски (прекрасно владел русским языком): «Здесь место Красному Кресту, а не кабаку!» Брошенная им фраза из уст в уста передавалась в Вильно и, действительно, была буквально исполнена: на месте кафешантана Шумана, когда я приехал в Вильно, уже был открыт громадный аптечный склад Красного Креста для всей Первой армии.

Улицы были пустынны и ночью почти не освещались. На вокзале, в общественных клубах и многих частных домах – лазареты Красного Креста. С приходом каждого поезда по всем улицам тянутся печальные шествия – на носилках несут раненых. Ночью это производило особо тягостное впечатление.

Храмы полны молящимися, преимущественно женщинами и стариками – многие из них уже в трауре. Дома я застал жену и дочь, обе были печальные и серьезные. Мальчики были в Полоцке, в своем кадетском корпусе.

Война отразилась на настроении жителей; все стали задумчиво-серьезными, сознавая, что война – Божья гроза и не так скоро окончится, а потребует еще много, много жертв!

За одни сутки мне мало пришлось побыть дома. Супруга командира полка и полковые дамы спешно приготовляли для солдат нашего полка подарки, и мне пришлось хлопотать о сборе и перевозке их на вокзал.

Грустные и печальные провожали меня жена и дочь: это было последнее наше свидание в этой жизни! Как сейчас помню крестившую меня при прощании жену и плачущую дочь; они обе боялись тогда, что меня больше не увидят – слишком много наших офицеров уже было на том свете! Но судьбе угодно было, чтобы я остался жив, а они обе, косвенно, стали жертвами войны: совершенно безвременно обе умерли во время своего тяжкого беженства в Москве!

31 декабря 1914 года было уже часов одиннадцать вечера, когда я, возвращаясь на фронт, выходил из поезда на станции Тольмилькемен в Восточной Пруссии. Поезда здесь ходили только воинские. Жандармы строго следили, чтобы никто из «посторонних» не проникал в район военных действий, но все-таки бывали иногда случаи, что «посторонние», особенно женщины, проникали даже в окопы. Я помню, как жена подполковника 108‑го Саратовского полка А. Н. Писчикова, тоскуя по мужу, (после двух неудачных попыток) в январе 1915 года все же смогла наконец проникнуть до самой боевой линии, и это было последнее их свидание, так как через месяц он был в бою убит.

Начальники станций везде были инженерные офицеры или даже (как, например, на станции Тольмилькемен) унтер-офицеры из мобилизованных железнодорожных чиновников. Надписи на всех немецких станциях были русские.

У вокзала встретил меня «ротный выезд»: мой Янус был запряжен в немецкие сани, взятые в покинутой усадьбе. Конюх сообщил мне все ротные новости за время моего двухдневного отпуска.

Быстро домчались мы по хорошему шоссе до штаба полка. Вылезая из саней, я взглянул на свои часы: было ровно двенадцать часов ночи – встреча Нового года! Я скорее побежал к крыльцу дома, где была устроена офицерская столовая, и… в ужасе остановился! Из полуоткрытых дверей неслось похоронное пение: «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих!» Суеверный страх объял мою душу! Так вот чем встречает меня Новый год: какой скорбной мелодией, каким предзнаменованием! Я вошел в столовую и увидал, что все офицеры, стоя за столом, полным «яств и питий», поют эту надгробную песнь по всем нашим офицерам и солдатам-уфимцам, в бою жизнь свою положившим. Оказывается, сначала были тосты за живых, а теперь вспомнили молитвой и тех, которые «душу свою положили за други своя…»

Когда окончили петь, я, подойдя к командиру полка, отрапортовал о своем прибытии и о присылке подарков полку от полковых дам. Передал ему письмо и посылку от его семьи. Он похвалил меня за аккуратность прибытия из отпуска и пригласил сесть за стол.

Никогда не забуду этого последнего товарищеского ужина нашей тесной уфимской семьи! Недаром доблестный вождь этой семьи, наш любимый командир постарался всех нас собрать в эту ночь, не столько для традиционной встречи Нового года, сколько для объединения нас, для вдохновления на новые подвиги мужества и страданий… Все речи его в эту ночь будили в нас чувства воинского долга и любви к Родине!

Много горячих речей было сказано за этой последней общей трапезой офицеров-уфимцев! Вспоминали разные эпизоды боев, убитых и раненых. Особенно все вспоминали первого нашего убитого в бою – героя штабс-капитана М. К. Попова. Потом, разбившись по отдельным кружкам, долго в дружеской беседе «отводили душу».

На эту встречу Нового года и ужин были приглашены латыши из Риги, представители латышского Красного Креста, привезшие полку подарки. Старший из них был популярный член Государственной Думы, а главное – близкий друг нашего героя-уфимца капитана Баллода (впоследствии – генерал, создатель и главнокомандующий латышской армии).

Ранним утром полк построился «покоем», причем были розданы ротам подарки. Громко, от души кричали «ура» друзьям-латышам за эти подарки!

В это время уже влились в ряды полка запасные солдаты и с ними производились усиленные занятия, пока были в резерве.

X. Отход с Ангерапской позиции (28 января 1915 года) в составе 20‑го корпуса

Бои с окружающими нас немцами (29 января – 2 февраля): Грюнвальд – Носсавен – Виштынец. Сувалки.

6 января было у нас в резерве Богослужение, Крещенский парад и водосвятие. Как раз в это время и у немцев в Гумбинене происходил парад по случаю приезда туда кайзера. Вильгельм II побывал в окопах своих войск армии Бейлова, в нашем районе военных действий, совершенно близко от наших окопов, о чем мы тогда и не подозревали!

В это именно время у них уже начал приводиться в исполнение знаменитый план Гинденбурга по освобождению Восточной Пруссии от русских войск; передвигались, перевозились и концентрировались постепенно войска из Западной Германии в Восточную Пруссию. Слухи об этих передвижениях немецких войск усиливались.

Около 20 января, когда мы уже вернулись из резерва на свои позиции, опять в район 20‑го корпуса, наша воздушная разведка определенно доносила о непрерывном движении немецких поездов с войсками со стороны Кенигсберга к Гумбинену, и что все города и местечки к северо-западу от Гумбинена переполнены войсками.

В одно ясное зимнее утро мы сами в бинокль заметили движение немецкой колонны по дороге из Даркемена на Гумбинен. Я помню наше возмущение, когда на донесение об этом движении соседним батареям они не открыли огня… Так строг был «секретный» приказ свыше «беречь снаряды»!

О прибывающих к немцам новых войсках у нас почему-то говорили, что это прибыл Баварский корпус.

На самом деле у немцев в это время происходило следующее.

Всю зиму они готовились нанести нашей армии удар, чтобы совершенно очистить Восточную Пруссию от врага. В конце января перегруппировка немецких сил к новому большому наступлению была закончена и немцы перешли в наступление на правом своем фланге, причем они разбили нашу 57‑ю дивизию, которая ожесточенно защищалась и заняла Иоганенсбург.